Знакомьтесь: Настя — художник-керамист. Живёт и работает в Санкт-Петербурге. Ещё она пишет стихи, когда-то исполняла песни своего сочинения в группе «Точки над i».
Начните читать с интересной для Вас темы, используя интерактивное оглавление. Чтобы вернуться к нему нажмите кнопку «назад» в браузере вашего устройства:
1. Самоопределение, как себя представить?
2. Что для тебя современное искусство?
3. О влиянии семьи на творчество
4. О занятии музыкой, «Театр поэтов»
5. Замужество
7. О детях
8. Об учителях
9. Какое образование нужно художнику в XXI в
10. Об искусстве ради искусства
12. Союз художников
13. Приносит ли искусство доход?
14. Частные уроки
16. О счастье
18. Академия Штиглица в 2000-е, лирическое отступление
Настя, Как ты представляешься обычно?
Н.Ч.: Всегда говорю: я — художник-керамист. Но сейчас я в процессе самопоиска, так что, можно сказать, что я ищущий художник-керамист, который хочет заниматься не только керамикой. Очень неспокойный творческий человек, всё время желающий чего-то новенького. Недавно поймала себя на мысли, что я нестабильная личность и часто меняю взгляды.
П.Д.: Интересно! Мы знакомы больше двадцати лет, и у меня всегда было впечатление, что ты очень стабильная личность
Н.Ч.: Внутри себя я очень нестабильная. Мне так кажется, когда я наблюдаю художников, которые делают из года в год одно и то же и им нормально. А я всё время разочаровываюсь, постоянно ищу что-нибудь для себя, что было бы мне ближе. Я настроена на полную искренность перед самой собой, чтобы не заниматься самообманом. По крайней мере в последнее время. Хочется не прогибаться под обстоятельства. У меня сейчас такой период, когда мне сложно сказать о себе что-то конкретное. Потому что я сама себя сейчас по кускам собираю, словно заново. Может это связано с возрастом. Ценности меняются, это похоже на тектонические сдвиги, вдруг понимаешь, хватит заниматься всякой фигнёй!
П.Д.: Бросить керамику?
Н.Ч.: Нет, керамикой я заниматься не перестану. Но хочу расширить своё влияние на нее и расширить границы самовыражения за счёт чего-то другого. Конечно, если меня спрашивают, я пока отвечаю, что занимаюсь керамикой. Хотя фактически это не совсем так. Еще проще сказать, что я художник. Но это тянет за собой цепочку вопросов по типу: “Картины пишешь?” или ”А что ты рисуешь?”. И все равно приходится пояснять, что я художник-керамист. Дальше начинается классика жанра: «Горшки лепишь?». Проще всего молча открыть Instagram и показать, что я и делаю, если есть время. Потому что не знаю как иначе объяснить. Если человек подготовленный, то и время потратить не жалко. Когда пытаешься заниматься современным искусством и сам ещё не определился, то объяснить себя другим — задача невыполнимая.
П.Д.: То есть такой вопрос ставит тебя в тупик?
Н.Ч.: Да. Немножко ставит. И мне порой кажется, что я для обычных людей, живущих стандартной жизнью — сумасшедший бездельник, занимающийся фигнёй. Иногда я ловлю себя на мысли, что мне неудобно это говорить. Словно быть художником это такое издевательство.
П.Д.: Что для тебя современное искусство?
Н.Ч.: Современное искусство для меня довольно размытое понятие. Это то, что, по той или иной причине, цепляет нас в сегодняшнем дне. При этом вовсе не обязательно, что оно создано сейчас. Но главное, на данный момент это творчество почему-то смотрится свежо, актуально и своевременно. Хотя по факту современное искусство это то, что делается сейчас. Куча людей делают что-то в данный момент. Придёшь бывает в Союз художников посмотреть, что делают современные художники и становится грустно, хоть плачь. До такой степени это несвоевременно, пусто!
П.Д.: А это не самовнушение?
Н.Ч.: Нет, я состою в Бюро Союза художников, и как минимум два раза в год мы рассматриваем заявки на сезонную выставку. Сейчас в режиме онлайн из-за короновируса. И то что мы видим, это «кровь из глаз»!
П.Д.: То есть ты определяешь современное искусство через то, что им НЕ является?
Н.Ч.: Нет. Но разве можно понять по-настоящему, что такое современное искусство? Его очень много! Есть разные течения: метамодерн, крипто-арт и прочее цифровое. Это острие происходящего сейчас и далеко не всё я понимаю. Ибо не вращаюсь в тех кругах. Например, когда я натыкаюсь на новости о крипто-арте у меня искры летят изо всех мест и я думаю, то ли я отстала, то ли ещё в порядке.
П.Д.: Чем больше ты не удовлетворена: тем, что ты не понимаешь, что такое современное искусство или тем, что ты не делаешь современное искусство?
Н.Ч.: И тем и другим. Я делаю современное искусство, но иногда подвергаю это сомнению, потому что думаю: «насколько это актуально»? Хотя бы с точки зрения техники. Я немножко застряла в керамической архаике. Глина — древний материал, что из неё ни делай. Всё уже было, даже в крайней степени антиутилитарные вещи. И возникает вопрос: а нафига это из керамики делать? Почему просто не наблевать на пол! И вот я сейчас стою в этой точке. У меня есть идея для персональной выставки, это должна быть большая композиция, не буду сейчас рассказывать… Сначала я представляла, что часть ее слеплю, но вдруг подумала: какого хрена ее лепить!? Ведь идея от этого не изменится! В общем, всё до недавнего времени было проще: у меня была идея и я ее лепила. И тут вдруг появилась какая-то проблема, не то идеологическая, не то метафизическая, которую я не могу решить внутри себя. Касательно того, как мне выражать свои мысли, через что. И дело не только в материале, а с какого боку зайти чтобы эту мысль подать. Могу зайти в лоб: вот я слепила «береговую линию». Вот вам мусор… и вот я начинаю сомневаться, а вдруг есть возможность придумать иначе? Не хочется называть это кризисом, но это переходный момент для меня.
П.Д.: То есть из-за того, что ты не знаешь в какой технике тебе будет удобнее выразить свою мысль, ты не знаешь как себя назвать?
Н.Ч.: Да. Например, сейчас в процессе монтажа находится видео, которое мы снимали осенью с Андреем Ноябрём (Моим нынешним мужем) и поэтом Ильёй Жигуновым. Совершеннейший для меня эксперимент по книжке Жигунова, произведения, которое невозможно читать (есть такой тип поэтических произведений), но его можно обыграть. И я когда эту книжку увидела, то сразу поняла как. Там набор визуального арта с прочтением текста с вариантами абстрактного фона, текстуры. Не знаю, что получится. Андрей читал этот текст, у него поставленный голос, актерское образование. Но для меня это глубокий эксперимент. Может мне понравится делать видеоарт? Вот поэтому когда мне говорят: «ты — художник-керамист», я вспоминаю, что ведь я еще и стихи сочиняю, музыкой занимаюсь. Прощупываю видеоарт… вот как мне себя обозначить?
П.Д.: Проблема возникает когда спрашивают, или и наедине с собой тоже?
Н.Ч.: Для себя тоже важно. Думаю, каждому человеку важно назвать вещи своими именами. Хотя бы придумать себе какое-то название. Кто я? «Творческий человек» звучит как-то тупо и однобоко. Жанна Агузарова называла себя инопланетянкой, что всячески подтверждалось ее образом. Так же и здесь, хочется найти хоть какое-то определение. Но его нельзя просто придумать, его надо найти.
П.Д.: Влияние семьи на творчество, как было у тебя?
Н.Ч.: Ключевой фактор: меня никто не сдерживал в творческих порывах. Казалось бы, все дети рисуют… Но выясняется, что не все. Некоторым не приходит в голову давать ребенку бумагу, цветные карандаши. Но меня не ограничивали даже в размерах бумаги. Мама брала меня на Фарфоровый завод, где она работала и я видела как работают художники по настоящему. Мне давали материал, чашку, краску эту сопливую, и я что-то красила. Потом знакомые взрослые боготворили эти чашки, дарили друг другу. Я была общительным и раскованным ребенком, могла уйти далеко по Художественной лаборатории завода, со всеми здороваться. И мне были рады.
П.Д.: Часто дети отрицают то, что делают родители. У тебя такое было?
Н.Ч.: В детстве так не бывает, но потом было конечно. В школьном возрасте я попала в театральный кружок и впервые допустила, что кроме художественного изобразительного бывает что-то другое. И на какое-то время вообразила, что пойду на актерское. Но это было недолго, среда играет очень сильную роль. Потом в середине обучения в институте началась поэзия, музыка. На втором курсе занялась музыкой, а на третьем поэзией. С подругой Таней Шемберовой мы начали выступать на бардовских фестивалях. К нам вечно притягивались какие-то музыканты. Одни, чтобы подыграть, другие с красивыми девочками поболтаться. На какое то время к нам прилип бывший басист группы Алиса, Слава Задерий. Он изображал из себя нашего продюсера. С одного из рок-фестивалей нас занесло в Театр поэтов на Канонерском острове. Знакомые сказали, есть такой Володя Антипенко, раз вы поете песни на свои стихи, то приходите туда. Мы пришли, было прослушивание, Володя был очень серьезен: «подпоёте мне на следующем спектакле». Вот так и пошло. Потом мы своих пару спектаклей поставили. Была весёлая, бурная жизнь, было классно. Думалось, какая там керамика, о чём вы!
П.Д.: То есть возникло впечатление, что есть куда свернуть?
Н.Ч.: Да. Но это было всё равно словно частью одного целого. Я — непостоянный, нестабильный человек широкого спектра, меня все время бросает, поэтому мне сидеть на чём-то одном становится скучно. Загружаю себя делами: преподаванием, чем-то ещё. И когда есть целое облако того, чем я занимаюсь, создается впечатление, что наконец-то всё хорошо, укомплектовалось! Без этого закисаю. Ведь как бывает: если много дел, то хочется освободить немножко времени, передохнуть. Но стоит свободному времени увеличиться сразу перестаёшь использовать его по назначению, продуктивность обнуляется. Больше загрузка, больше продуктивность.
П.Д.: Многогранность дает чувство покоя?
Н.Ч.: Скорее чувство, что всё идет как надо. Чувство исполняющегося предназначения. Пару раз я пыталась убедить себя не распыляться и направить все силы на одно. Так было на дипломе. Бросила музыку, сказала музыкантам, что ухожу делать диплом и правда только этим занималась. Кстати, наша группа без меня развалилась, все куда-то разъехались и больше не собирались. Потом я вышла замуж… (на самом деле замужество в 2006 году предшествовало диплому в 2007 г.). Последовали десять лет «вот этого вот» (делает жест руками как Аллан Чумак, наматывающий «энергию» на невидимый шар перед собой), странной попытки влезть не в свои штаны. Мне всю дорогу казалось что это моё, и только сейчас ясно, что нет, не моё.
П.Д.: Замужем твое отношение к творчеству изменилось?
Н.Ч.: Это какая-то мистика! Стоит появиться в твоей жизни «не тому человеку», как ты начинаешь и вести себя «не так». Начинаешь подстраивать свою жизнь под этого человека и это сильно влияет на все сферы жизни: отсекаются связи, возможности. Не специально, но этот человек тебя ограничивает, да ты сам себя ограничиваешь, особый климат вокруг тебя образуется. В какой-то момент я поняла, как много народу я отсекла, перестала общаться с активной творческой, поэтической средой. Все эти люди ушли из моей жизни. Но я не видела в этом ничего странного. И понятия близкого человека начинают на тебя влиять: понятия о заработке, о том, как надо жить, представления о человеке вообще. Сейчас только я понимаю, что это была вообще «не моя тарелка», что я там делала непонятно, какой-то самообман. Стоило нам развестись, хотя это было очень болезненно и неожиданно, как в мою жизнь буквально за две недели влилась прежняя жизнь, как вода из прорванной плотины. Все утраченные было люди откуда-то вылезли, я вдруг с ними начала встречаться. Тогда и Андрей в мою жизнь вошел. Всё это не специально, будто мистически. И с этого момента я начала самоидентифицироваться по-новой.
П.Д.: Вернулась к себе самой?
Н.Ч.: Начала возвращаться, и до сих пор в пути. Недавно снова накрыло тоской: «десять лет жизни я потеряла, как дым вылетели в трубу». Умом понимаю, что всё не зря, пожила год в Череповце, и это повлияло на меня тоже. Но до этого два года тяжелых отношений с длинными разлуками, переезд. И ровно через год с вещами на выход.
П.Д.: Что ускорило развод, переезд в Череповец или нехватка Петербурга?
Н.Ч.: Ты знаешь, развод был не моим решением. Я уже была готова там жить, к концу года свыклась с периодическими поездками в Питер. Даже не знаю до какой степени человек может себя обманывать! Возможно я и сейчас себя обманываю. Но когда я вижу результаты своей работы, понимаю, что стала гораздо честнее с собой. То что мне моя среда позволяет это делать это хороший признак, что-то здоровое в этом есть. Андрей — полный антипод Лёши (бывшего мужа), я человек активный, а Андрей пассивный, выходит нужная комбинация. Леша своим патриархальным настроем меня сдавливал, мы были два активных человека. На подсознании я думала, а как ещё-то? Надо ужаться, подвинуться…
П.Д.: Что посоветуешь молодым выпускницам творческих ВУЗов и художницам, которые заранее встревожены, как совместить семью и творчество?
Н.Ч.: Не могу таких вещей советовать. Это очень индивидуально. Есть прекрасные варианты, когда девушка выходит замуж, рожает детей и больше ничего не надо. Перестаёт быть художником и вроде нормально. Но я сейчас начинаю понимать, что моя бездетность — мой бонус. Потому что если бы тогда родились дети, то сейчас многое было иначе. Для творческого человека стандартная схема жизни не очень подходит. Если ты себя реально чувствуешь творческим человеком, надо быть честным, не сидеть на двух стульях. Творческий человек — эгоист по определению. Он живет ради себя. Если он не будет жить ради себя, он перестанет быть таким необычным, таким вольным, таким свободным и раскованным, будет замучен житейскими задачами. Их и так много! А тут еще эти ответственности одна за другой. И это задача просто титаническая, гигантская. Я знаю людей, которые умудряются совмещать (семью и творчество), но их — два-три человека из огромной выборки. Ведь дети бывают больные, нестандартные, шумные с которыми невозможно справиться, они перечёркивают всю твою жизнь. Понимаю, что не имею права так говорить, но смотрю с сочувствием на многодетных творческих мам. Может в этом их счастье, не знаю.
П.Д.: Завидуешь тем, кто пошёл по семейному пути?
Н.Ч.: Уже нет. Сейчас я сознательно наслаждаюсь теми возможностями которые у меня есть и теми которые будут. Меня мало что держит и это круто.
П.Д.: У меня был заготовлен вопрос для семейных «хотели бы вы, чтобы ваши дети стали художниками», но похоже он неактуален…
Н.Ч.: Нет, но если бы у меня были дети, я была бы не против. Я бы не давила на них вообще, в принципе. Я бы давала им возможность развиваться не важно в чём.
П.Д.: Что скажешь родителям нетворческих профессий которые в ужасе от желания детей выбрать профессию в искусстве?
Н.Ч.: Это палка о двух концах. Если не дать ребенку развиваться по его способностям, они все равно проявятся, но уже искажённо. Ребенок продолжит на подсознании стремиться к своему, но вместо того чтобы стать крутым специалистом, свободной личностью не зажатой, он будет все время стыдиться чего-то. Будет постоянная внутренняя борьба, внутренние мама с папой говорящие изнутри: «ах, ты такой-сякой, зарабатывай деньги!». Могу понять родителей, которые боятся что их ребенок будет бедным. Но если воспитывать человека умственно здоровым, не важно в какую профессию он пойдет, он заработает в ней на жизнь. Мне кажется важна не профессия, а свобода от каких-то сковывающих установок, которые тебе не дают развиваться. Есть много бедных художников, но если присмотреться к их личностям, то заметно, что они просто не умеют себя подать, забитые что ли. То есть вся проблема в правильно поставленном отношении к миру. Не знаю как точнее сказать. То есть некая психологическая стабильность и здоровье.
П.Д.: Кто из учителей тебе запомнился?
Н.Ч.: Сложно сказать. На каждом этапе что-то свое влияет. Когда только начинаешь, на тебя несложно повлиять, воздействует буквально всё. Помню что Ольга Леонидовна Некрасова-Каратеева, когда на подкурсах вправляла нам мозги, на меня сильно повлияла. Моя мама называла ее птица-говорун: «всё обо всём знает». Её правильно поставленные композиционные задачи вправили мозг на базовом уровне. Понимаю сама, что композиция — такая вещь, которая работает только когда ее нарушаешь. Но для того, чтобы нарушить ее нужно хорошо понять. Работа сделанная тупо по правилам это всегда скучно. Ты должен правильно взбунтоваться. И вот я у нее усвоила базу и потом училась против этого бунтовать. Конечно, тогда жутко впечатляли керамисты из «Одной композиции», Цивин, Задорин и другие. Вся Ленинградская школа керамики, которая вскопала грунт, на котором нам было удобно расти. Но тогда был дефицит информации. Компьютер с интернетом у меня появился только курсе на четвертом. И даже когда появился компьютер не сразу появилась привычка искать что-то. (почти все годы нашей учёбы в Академии, 2001-2007, библиотека была закрыта на ремонт). Информации не хватало тотально. И я понимаю, почему мы так плохо учились, это был бесконечный позор! И ни один из преподов не давал книг или журналов. Разве что Игорь Васильев был участливый, один из немногих. При том что все конечно как-то повлияли, хотя бы правильно сказанным словом. Егорыч, например (Сергей Сухарев, тогда — преподаватель гончарного дела), был немногословен, но потом подходил и говорил три важных слова и всё вставало на место. В Мухе я научилась слушать, потому что ни от кого было ничего не добиться. Учителя по рисунку были почти нулевые, если ты помнишь. Один охотно носил планшеты девочкам, а по делу не помогал. Когда его случайно замещал другой, тоже не сильно популярный среди студентов, он показался мне кладезем информации. Один раз подошёл, показал мне на полях (даже не на моём рисунке, как это водится у других), как рисуется торс, как расположена грудная клетка и т.д. Мозги тогда уже до такой степени были настроены высасывать информацию по каплям, что это показалось манной небесной, два слова на схеме и ты всё понял! Не хватало конечно очень сильно педагогического внимания.
П.Д.: Нужно ли художнику в 21 веке образование и если да, то какое?
Н.Ч.: Уверена, что базовая информация нужна. Вот к примеру моя школа, мухинская, она мне сильно помогает, но с другой стороны сильно сдерживает. Просто после нее хорошо было бы поехать за границу и поучиться там. И то и другое наверное важно. Образование, конечно, нужно. Другой вопрос какое. Важно чтобы тебе сформировали мышление, чтобы ты понимал где искать, что смотреть, как учиться, куда ходить чтобы это увидеть. Как вообще видеть и что видеть, а что нет. Нас же учили, как прикладников! Например, сделать панно в бассейн. Это классно, если собираешься потом заниматься прикладным искусством. А для современного искусства ничего не дали.
П.Д.: А можно сделать панно в бассейн по-современному?
Н.Ч.: Думаю нет. Это будет дизайн. Много спорят где грань. Есть и дизайн непрактичный, коллекционный близкий к понятию искусства. И вот какое-то «супер арт панно» в бассейне это дизайн или не дизайн?
П.Д.: А какая разница?
Н.Ч.: Может и никакой. Смотря какая задача стояла. Вот лично мне интересно искусство, не чисто формальное, как бывает в музеях (штука с красной точкой посередине), а так чтобы там было что-то кроме. Некая идея, может быть социальная, которая тебя цепляет, какой-то диалог. Не такой объект вокруг которого можно равнодушно обойти, а тот с которым ты невольно вступаешь во взаимный контакт. Он может тебя бесить, возбуждать, но что-то он с тобой делает. Вот такие вещи я люблю. Поэтому мне очень понравилась выставка Яна Фабра в Эрмитаже. Там это было. Как живая струна. Не всё я там поняла, но было так всего много и это была очень сложная умственная работа, читать тексты, вычленять из экспозиции его экспонаты. У меня ещё долго потом кипели мозги! Для меня современное искусство это там, где работает мозг, остальное — мертвечина.
П.Д.: Как тебе лозунг Йозефа Бойса: «каждый — художник»?
Н.Ч.: Мне кажется это из области эзотерики типа «давайте жить позитивно» или «все люди братья». Серьёзно я к такой фразе отнестись не могу. Художник для меня более узкое понятие чем творец.
П.Д.: А фраза «искусство ради искусства»?
Н.Ч.: Мы недавно поспорили с Андреем. Для него главное — процесс. Он в том числе и писатель. Сейчас он правда не пишет, а перепечатывает свои каракули, это уже давно длится и он уже взбешён, ни один секретарь не разберет, что там написано. В общем выяснилось, тем не менее, что процесс ему важнее, чем толпа людей, которые потом будут ему рукоплескать. А для меня без этой толпы процесс не имеет смысла. И я понимаю, что делаю всё, что делаю для того, чтобы это показать. Для меня искусство не ради искусства, оно ради события. Возможно это отражает наши с ним личные качества. Он закрытый как шкатулка, вещь в себе, ему никто не нужен. А я экстраверт в большинстве случаев. Вероятно это более четко коррелирует с типом личности. Так что для меня искусство это не арт-терапия, оно же для чего-то делается, это какая-то миссия в конце концов. Оно для людей.
П.Д.: Возможен ли в искусстве прогресс?
Н.Ч.: Искусство не самостоятельно. Оно — некий отблеск реальности в которой мы живем, всегда синхронное следствие вечного становления мира. Насколько в реальности возможен прогресс и регресс, словом перемены, так и искусство меняется, как эмоциональная часть этого процесса. Искусство никак само по себе не прогрессирует, а меняется вследствие перемен мира.
П.Д.: Художник и вещества. Что скажешь?
Н.Ч.: Ну вот тортик мы едим, это вещество? Спокойно отношусь к лёгкому алкоголю и иногда к траве. Но с творчеством они никак не связаны. Недавно имела печальную беседу с Аней Желудковской (более известна в Москве как художница Анна Жёлудь). Вернее прочитала рассылку от неё, где она написала о своей очередной госпитализации, не буду углубляться. Словом, она пьёт. Много. Она способна очень много пить, но не таблетки, которыми ее кормят врачи, а другое. Вообще медицину она считает карательным органом, т. к. её кладут обычно за буйную пьянку. И даже она… сейчас, когда вышла из больницы по протекции, месяц пила, сидя дома, а потом поняла, что нет бабла и всё очень плохо и нужно зарабатывать. И вот в рассылке она объявила об акции приуроченной к восьмому марта: продажа натюрмортов с чесноками. Сделала сто картин, на которых одинаковые чесноки по разному лежат. И вот в процессе говорит: «ни капли не пью». Короче, в момент когда она пишет, она не пьет. То есть даже человек глубоко погруженный в алкоголизм вынужден на время отрезвляться, чтобы что-то сделать. Только в рекламных роликах художник творит с бутылкой в руке. Я наоборот уверена, что алкоголь — это когда тебе не пишется, когда у тебя всё плохо. Если ты весь такой тонкий, трудно настраиваемый, можешь сорваться туда, но это мешает. В творческие моменты невозможно пить, а в моменты опьянения невозможно творить. В промежутках между периодами работы, творческий человек, как любой другой может прикладываться. Мы с Таней были на камерном спектакле, где актеры играли просто на разрыв аорты, они были рядом с нами, и после мы оказались в одном баре с актёрами. И я видела, что они пьяные в жопу. Видимо так вошли в роль, что иначе не выйти.
П.Д.: Продолжи фразу: «настоящий художник должен…»
Н.Ч.: Мне нравится мягче: «не плохо было бы». Думаю, я понимаю вопрос. Претендующему стать художником требуется совершить N-ное количество манипуляций, действий, которые ему не всегда интересны. К примеру художнику стоило бы уметь себя подавать. Даже если тебе хорошо в процессе, когда он окончен, надо из него выйти и о себе рассказать. Потому что иначе ты будешь похоронен со своими произведениями, рукописями и талантами. Получится какой-то онанизм. Да, будут люди, которые тебя хвалят или ругают, нужна смелость выйти к ним.
П.Д.: Часто ли тебя ругают, это тебя расстраивает?
Н.Ч.: Когда ты в себе НЕ уверен, хотя бы чуть-чуть, любая критика воспринимается очень в штыки. Потому что сам еще до конца не понял, хорошо это или плохо, а тебе еще кто-то указал на недостатки. Но если ты уверен на 100%, сомнений нет, и ты думаешь: «ребята, что хотите говорите, я сказал то, что хотел. Что-то для себя понял, выразил через творчество» и дальше тебя уже невозможно сбить с этой точки. До тех пор пока находишься в состоянии уверенности, ты неуязвим. Стоит пошатнуться в сторону сомнений, опять начнется то же самое.
П.Д.: Художник и интернет. Как у тебя?
Н.Ч.: Это важно, мы в нем живём! Невозможно это опровергнуть. Половина или больше обитаемого пространства сейчас в интернете. Для меня телефон — продолжение руки. В нем параллельно несколько переписок, там выставляю свои работы, оттуда приходят ученики и заказчики, покупатели. Много и мусора оттуда сыплется. Там же и всякое актуальное, что я хочу увидеть в мире. Раньше этого не было, и это офигенно. Нужна, конечно, самоорганизация, чтобы не расползаться по древу. Приходится себя останавливать, чтобы не уйти в дебри, не поддаться соблазнам смотреть уютненькие сериальчики. Пока понимаешь, зачем пользуешься интернетом, он — классный инструмент.
П.Д.: Что позволительно в искусстве, а что нет?
Н.Ч.: Запрещённое уголовным кодексом — непозволительно (смеётся).
П.Д.: Нужны ли творческие Союзы? Твой опыт, пожелания?
Н.Ч.: Для них сейчас тяжёлый период. Не знаю выживет ли Союз художников. Но было бы классно, если бы Союз давал больше свобод и возможностей художникам. Нас многого лишили. Раньше это имело смысл, были государственные заказы, начислялся трудовой стаж (за членство в Союзе), а сейчас мы формально безработные. На год карантина отменил бесплатный вход в музеи. И зачем теперь членский билет? Единственная выгода — мастерские. Отключи эту опцию и Союз становится не нужен никому. По сути, он уже почти не даёт никаких выгод. Союз не котируется на международном уровне, членство не помогает обмениваться опытом, бывать в арт-резиденциях, разыгрывать гранты. Любая поездка стоит денег, ну симпозиумы иногда оплачивают участие. Но этого недостаточно. Мне как керамисту интересно съездить в разные места, на обжиг, да и просто пообщаться.
П.Д.: Есть же неофициальный Творческий Союз художников в Петербурге. Мастерских у них нет, но зачем-то он возник?
Н.Ч.: Думаю это просто ради фишечки указать где-то своё членство.
П.Д.: А желание общаться с себе подобными в профессиональной среде, разве это не важная потребность?
Н.Ч.: Так получилось, что я состою в Бюро секции ДПИ. Там мне приходится общаться с членами секции. И, честно говоря, это полнейшее болото. Там как и вообще в стране: можно быть у власти два срока, а сидят двадцать лет. Сидят так долго, что уже не помнит никто, с чего началось. Чувствуется пренебрежение к молодым от некоторых особо задержавшихся там персонажей. Есть там такая художница Т., которая громче всех шумит: «все члены Бюро обязаны участвовать в выставке посвященной блокаде Ленинграда». Молодые в недоумении. А она уверяет, что такая выставка это «статус и рейтинг нашей секции». При этом на вступлении в секцию, она же, пытается зарубить на корню работы молодых и перспективных художников, демонстрирующих нестандартный подход к материалу. Например ее пугают словосочетания типа “Цифровой гобелен”, “Школа Pro arte” итд. А от понятия “Современное искусство” такие люди вообще начинают хвататься за сердце. Ежегодные выставки замшелых работ создают вид бурной деятельности, которая прикрывает только раздачу мастерских. Кроме традиционных выставок “Весна” и “Осень”, сверху два раза в год спускают еще две темы выставок: “победа” и “блокада”. Я ни разу в них не участвовала. Типичная ситуация: художник-керамист С. пришел хлопотать о мастерской. И, как часто бывает, сперва пришлось голосовать, чтобы прежде оттуда выселить другого художника, который ничего там не делает и не платит за аренду. Но и здесь мадам Т. отдает свой голос только при условии, что С. поучаствует в выставке о блокаде.
П.Д.: Приносит ли искусство тебе доход, насколько ты им удовлетворена?
Н.Ч.: Пока я делала коммерческие вещи, это приносило мне ощутимый доход при желании. Но так как я сама сейчас выбрала себе более сложный, витиеватый путь, то искусство не приносит дохода на который можно было бы жить. На удивление, что-то периодически продается. Я сейчас пока плаваю в ценах, не понимаю как мне развивать ценовую политику. Потому что сама до конца не понимаю кому это нужно. То что работа нравиться, совсем не значит, что ее купят. Начинают приходить отдельные подтверждения, что это можно продавать, но в данный момент продажи настолько нестабильны, что заработком их не назовешь. Доход приносит мне преподавание. Это компромисс, я договорилась с собой, что делаю только то, что мне нравится. Преподавать мне нравится, творчеством заниматься мне нравится. Все остальное идет на фиг и я занимаюсь только этим. Мне нравится придумывать новые учебные программы, запускать их. Удивительно, но видимо у меня есть дар донесения информации, т. к. у меня начинают лепить люди никогда не бравшие в руки глину. Иные не задерживаются, но если мы с кем-то совпадаем, то все складывается.
П.Д.: Как устроены твои керамические курсы?
Н.Ч.: В этом я тоже расту. Раньше я просто звала: «приходите, будем лепить». Сейчас мне больше всего нравится не просто лепить, а давать такие задания, которые вытягивают учеников из зоны комфорта. В этом году мы продолжаем заниматься с группой, отучившихся два года, есть пара новеньких. Это продвинутая группа. И на этот год я придумала им программу раскрепощения себя в керамике. Например, задание панно на тему растительный мир, на основе нерукотворных эффектов. Я их не ограничивала в экспериментах. Они мяли глину, выдавливали шликер, брызгали, счищали, крыли фарфором по глазури (вообще, так делать не стоит). Можно сказать, что в процессе у народа «открылись чакры»! Ещё задание — интерпретация картины в объёме. Нужно было, вдохновившись двухмерным изображением, придумать, как воплотить его в объёме. Это не обязательно копия. Можно было далеко шагнуть от оригинала.
П.Д.: Ты занимаешься только со взрослыми?
Н.Ч.: Да. Я зареклась заниматься с детьми и подростками. Это совсем другая задача и она вытягивает слишком много энергии.
П.Д.: Вы с сестрой делите одну мастерскую, как уживаетесь?
Н.Ч.: Сейчас туда приходит еще и наша мама, т. к. она ушла с завода. Стало тесновато, но в целом дружно работаем. Нас объединяет проект «Керамика на крыше», его я воспринимаю как настоящую работу. Каждый понедельник я записываю эфир с ответами на вопросы, каждый вторник и каждую субботу выкладываем тематический пост. У Кати (сестры) дни публикации ее постов среда и четверг. Я делаю тексты и эфиры, а Катя ищет и выкладывает картинки. Она более визуальный автор, ей удается найти интересные видео для рубрики «как это сделано» про секреты технологии. А я больше по идеологической линии.
П.Д.: Чем ты увлекаешься кроме этого?
Н.Ч.: В смысле между какими видами творчества я выбираю или вообще за пределами искусства?
П.Д.: В смысле: рыбалка, грибы. Может ты просто любишь спать?
Н.Ч.: Терпеть не могу сон! Не спала бы никогда. Мне всё время кажется, что это зря проведенное время. Постоянно оттягиваю отход ко сну, еще часик и ещё. Хоть и понимаю, что ночные бдения это довольно бесполезно, но всё-равно не ложусь до трёх, четырёх часов ночи. А увлекают меня отношения с людьми. Может быть, политика; интерес у меня не такой уж научный, но есть. Кино, хотя оно тоже имеет отношение к искусству. Тут мы с Андреем совпали, он для меня — кино сомелье. Всегда что-нибудь подбирает, имеет гигантскую коллекцию. Умеет достать какую-то редкую древность, хранит фильмы на дисках целыми подборками. Разделяет по стилям, например, итальянское Джалло, или по режиссёрам. У нас настоящий домашний фестиваль кино. Я не сопротивляюсь его выбору, мне нравится почти всё что он предлагает, сейчас у нас период «российское кино 90-х». (шёпотом: я не видела из этого ничего!) Откуда он выкапывает эти потрясающие фильмы, не понимаю. Еще недавно считалось, что это «чернуха», но это офигенное кино полное экспериментов, которые никогда больше не повторятся.
П.Д.: Когда ты бываешь счастлива?
Н.Ч.: Когда меня что-то осенило, озарило. Когда до меня дошла важная идея. Тогда я бываю невероятно счастлива и не могу спать. Меня в этот момент так подбрасывает, что я просто вся горю. К моему ужасу внутри сидит какая-то злая мама и говорит: «нельзя вставать, надо спать! Нельзя идти на кухню, чтобы что-то записать, спать ложись!» и ты лежишь до шести утра в трясучке. Но это всё равно счастье. Если говорить о мелком, бытовом счастье, то меня прямо очень радует, когда вижу что-то новое. К примеру недавно я вышла на кухню в 4 часа ночи не включая свет, а у нас перед окном трамвайные рельсы и по ним шёл очиститель рельсов, которого я никогда не видела. От него летели два снежных фонтана. Я была заворожена и на минуту счастлива. В нашем возрасте это не часто бывает. А еще я счастлива, когда вижу радугу даже бензиновую пусть и в луже!
П.Д.: Где твой зритель, потенциальный покупатель может тебя найти и с тобой связаться?
Н.Ч.: В моём Instagram’е. Там всё свежее и самое важное. Есть аккаунт «Леди ноября», где я выставляю свои фотографии, это альбом моего мировоззрения. Есть третий аккаунт «Керамика на крыше», он обучающий.
П.Д.: Не обратил внимания, что у тебя так много аккаунтов!
Н.Ч.: Их даже больше… Просто я с них лайкаю свои посты, у меня их шесть (смеется). Это часть технологии продвижения. Если ты в первые минуты создаешь движуху, то пост куда-то там поднимается и больше раз показывается зрителям. И еще у Кати пять аккаунтов, всякую публикацию мы отлайкиваем со всех сторон в первую минуту. В общем, написать мне можно вот по этим трем аккаунтам. Есть еще Facebook и VK, но сейчас эти сети довольно нерабочие в плане саморекламы. Оттуда ничего не приходит, что бы я там ни публиковала.
П.Д.: интересно, что ты не называешь никаких галерей
Н.Ч.: Да, всё это точечно. К примеру, сейчас в музее Царицино проходит выставка с моими работами «керамика парадоксов», там выставлена моя работа «Береговая линия». Но она закроется в июне и всё. Нет нигде в постоянном доступе моих работ. В Латвии в Даугавпилсе остались после биеннале мои работы, и недавно их вставили в окнах галереи, по сути персональная выставка в карантин. У них шикарный музей, было счастьем побывать там. Отвозила свои работы сама на машине, было классно увидеть тех, с кем была знакома только заочно или через интернет или по их работам.
***
Так мы проговорили с Настей два часа. Настя — один из самых продуктивных художников среди моих знакомых. Её творческий путь начавшись по расписанию с выпуском из академии в 2007 году, с подъёмами и спусками, продолжается не прерываясь. Настя — ежегодный участник выставки «Керамика в пейзаже», которая проходит на Елагином острове, член Союза художников и теперь известный блогер, для многих источник полезных и качественных знаний о художественной керамике. Как оказалось из беседы, она тяготится своей замкнутостью в профессии. Ей интересно войти в мир больших музеев и «современного искусства», что бы это ни значило. «Впервые в жизни сейчас я поняла и признаюсь самой себе, что хочу славы», сказала она. Для меня же интересно самовосприятие художника, который внешне создавал впечатление человека очень гладкой, благополучной судьбы, в которой многое способствовало удачному становлению и движению по расчерченному пути. Родители Насти художники. Мама закончила кафедру керамики и стекла ЛВХПУ им. В.И. Мухиной и много лет проработала по специальности на Ломоносовском фарфоровом заводе, отец окончил институт им. И.Е. Репина (Академия художеств), живописец. Настя и Катя с разницей в десять лет закончили родную для мамы кафедру и сейчас вместе работают над проектом «Керамика на крыше».
Лирическое отступление. Наше с Настей поколение выпускников не шло на завод, поскольку отечественное производство керамики разделило участь остальной советской промышленности. Школа, воспитавшая нас, складывалась совсем для других реалий. Декоративно-прикладное искусство в СССР было государственным. Кафедры дизайна и ДПИ снабжали заводы кадрами: кого в Новгород, кого в Ташкент. Лучшие образцы советского дизайна, архитектурной керамики, монументальной живописи это — произведения конкретных людей, выпускников таких школ как ЛВХПУ. Провал девяностых заставил искать новые пути вслепую. В годы нашей учёбы, былая слава «Мухи» сочеталась с чудесами безхозяйственности. Студенты учились без учебников, т. к. библиотека была затоплена, (иногда) гончарили без глины (старая закончилась, новую не завезли), в общежитии девочек и мальчиков с этюдниками теснили курсанты МВД, неясно каким образом туда вселённые. Спортзал и столовая общаги были сданы в аренду под ресторан… Студенческая жизнь проходила без мобильников и интернета. Одним из нерастраченных ресурсов оказались люди, съезжавшиеся в легендарную школу со всего СНГ. В такой среде можно было учиться и вопреки обстоятельствам. Достались на нашу долю и несколько легендарных преподавателей.
Обретение темы
В 2016 году Настя начала серию работ посвященных проблеме мусора. Керамика охотно служит идеологии. До революции художники абрамцевского кружка создавали из глины образы национальной мифологии: богатырей, русалок, жар-птиц и т.д. В ранние советские годы возник агитационный фарфор. В позднем Союзе керамика несла свет научного атеизма, пример: Палеонтологический музей в Москве с его чудесными панно на тему эволюции. А уже в 90-е вновь потребовались керамические иконы. Важнейший нерв нашего времени — экология.
Если в работе «рацион», остов птицы, наглотавшейся сора, угадывается укор человечеству, то в работах обыгрывающих дым валящий из труб, всё не так однозначно. «Дымов» Настя слепила много, трубы и дома-коробки меняют форму, по-разному группируются. Но они ничего не проповедуют и ни к чему не призывают. Панельные дома и индустриальный ландшафт — неистребимая реальность большинства из нас. Настя делает искусство не опуская глаза, не убегая в выдуманный мир. Несмотря на богатство фактур, виртуозную работу с глазурями, «дымы» геометрически просты. При этом, несмотря на сильную обобщенность форм — это одна из самых реалистических серий о нашем времени.
Цикл «Береговая линия» состоит из множества мелких частей. Окурки, пачки из под сигарет, фантики, пустые консервные банки, батарейки, зажигалки вблизи видно: сделаны из обожженной глины. Они создают отдельные композиции. В отличие от китайца Ай-Вейвея, использующего труд китайских рабочих для своих керамических семечек, Настя лепит мелкую пластику сама. Здесь игривый розыгрыш гиперреализма, недавно ставший темой выставки «Обманки» в Государственном Эрмитаже, встречается с социальным активизмом. Гламурная реальность взломана неприятной темой: общество потребления живет взаймы у завтрашнего дня.
В этом ключе обыграна Настей и одна из самых консервативных форм в керамике — чайник. Его анатомия обусловлена функцией и не терпит искажений. Но бывали чайники-манифесты (сервиз Малевича), которые выразили нерв эпохи. Обитатели морского дна, от Баренцева до Красного морей, давно живут среди мусора. И чайник Чариной представит нашу эпоху в музее будущего.
Высокая степень умения сочетается в ее работах с актуальностью формы и темы. Вероятно, если Настя сделается сугубо современным художником, она отбросит и мастерство и умение сделать красиво. Но сейчас сочетание традиционной школы, личного таланта и чуткости к духу времени делает керамику Анастасии Чариной заметным и неповторимым явлением Петербургской и Российской художественной жизни.
Настя не работает на заказ. Но ее изделия продаются. Увидеть их можно в Instagram, Facebook и на сайте: https://www.charinaceramics.com. Если Вы живете в Петербурге, то можете записаться в группу по лепке. Подписаться на аккаунт «Керамика на крыше» можно из любой точки мира.
Беседовал и записал Павел Дейнека
Март 2021
langzame gesprekken* 
Настя Чарина: Один комментарий